Возлюбленная [= Обнять пламя ] - Бертрис Смолл

В это время Дизайр заметила охранника, продиравшегося к месту драки через толпу. В руках он держал увесистую деревянную дубинку. Какая-то щуплая, бледнолицая, неряшливого вида женщина быстро пнула разбитую бутылку носком ботинка, откатив ее под стол.

– Что здесь происходит? – спросил охранник, посмотрев на упавшего Хокинса и затем подозрительно на Моргана.

Женщина в неопрятной одежде с виноватой улыбкой сказала:

– Хокинс немного перебрал бренди. Но это скоро пройдет, и он будет в порядке.

Охранник, не удовлетворившийся ее объяснениями, продолжал всматриваться в окружающих. Прикусив нижнюю губу, Дизайр молча стояла в стороне. Она боялась за Моргана и с напряжением ожидала развязки. Вряд ли ей при ее неискушенности в тюремных законах мог придти в голову какой-нибудь способ спасти его от наказания.

– Верно, – присоединился к женщине какой-то мужчина с седыми волосами. – Так напился, что не смог поладить вон с той девкой с зелеными глазами.

– Наверное, из-за этого он и расстроился. Еще бы – получил от ворот-поворот, – добавила полная растрепанная женщина из толпы. – Может быть, мне удастся его утешить.

– Только такой корове, как ты, этим заниматься, – раздался чей-то голос.

Заключенные дружно захохотали и стали обмениваться похабными остротами. Потом медленно разбрелись по своим столикам.

Охранник пока не решался уходить из пивной.

– А ты, Тренчард, не забывай, что ты больше не на большой дороге. Веди себя как положено, а не то придется шлепнуть тебе печать.

Довольный тем, что ему представился случай показать свою власть, тюремщик размашистым шагом направился к выходу. В течение нескольких секунд Дизайр еще не могла двинуться с места, безмолвно глядя на Моргана, который тоже не сводил с нее глаз. Потом он подошел к ней, потрепал по голове и подхватил на руки, крепко прижимая к себе. Она уткнулась к нему в плечо, обхватив руками его шею. Тугие мышцы под пальцами говорили, что это не сон. И все равно ей было трудно поверить, что могло произойти подобное чудо. Да, да, сейчас все было наяву – вот он, ее Морган, настоящий, живой, сильный, согревающий ее своим теплом.

– С тобой все в порядке? – спросил он, наконец. – Если бы этот ублюдок посмел причинить тебе…

Морган заглянул ей в глаза.

– Он не успел, – дрожащим голосом сказала Дизайр. – Но если бы ты не подоспел вовремя, то неизвестно… – Она не договорила – ее затрясло от одной мысли о возможном конце того ужасного эпизода.

– Тебе вообще не место в этой зловонной дыре, – сказал Морган. В голосе его звучала горечь. Глаза были полны глубокого сочувствия. – Не надо было мне назначать тебе встречу в тот день…

Она посмотрела на него с мягкой улыбкой.

– Ты не мог предполагать, что мы окажемся в ловушке, – сказала она, не желая огорчать его.

Она замолчала, заметив, что заключенные, сидевшие за своими столиками поблизости от них, внимательно следили за ними. Это, впрочем, не вызвало у нее особого удивления, потому что Морган со своими подвигами был для них выдающейся личностью, настоящим героем. Несколько минут назад у нее была возможность убедиться в этом, когда они кольцом сомкнулись вокруг него, пытаясь помочь избежать наказания. Однако в этот момент ей больше всего на свете хотелось остаться с ним вдвоем и в полной мере почувствовать радость воссоединения.

Без сомнения, Морган и сам испытывал подобное желание. У всех на виду он предложил свою руку Дизайр, как будто приглашая ее на прогулку по парку Святого Джеймса. Она оперлась на протянутую ей руку под широким рукавом рубашки, и он не спеша повел ее к выходу через всю эту прокуренную и переполненную людом пивную. Дизайр не могла не заметить, что не одна пара женских глаз с завистью провожала их. А какой-то мужчина встал из-за стола и в знак приветствия поднял свой стакан, на что Морган ответил ему дружеским кивком.

Прихватив по пути свечу с одного из столов, Морган вывел Дизайр в темный коридор. Она не знала, куда он ведет ее, но это не имело никакого значения, ей было достаточно сознавать, что он жив и что они снова вместе. Все остальное казалось несущественным.

– Ты находишься здесь один? Как тебе удалось добиться этого? – спросила Дизайр, оглядывая жилище Моргана.

Чтобы попасть в эту комнату, они проделали длинный путь по извилистым коридорам, потом поднялись наверх, преодолев несколько пролетов узкой лестницы. По сравнению с собственной камерой здешняя обстановка показалась Дизайр просто роскошной. Камера Моргана оказалась просторнее и уютнее, чем конура, где она находилась вместе с Бесс, Халдой и Уинни.

В одном углу стояла кровать с подушкой и одеялом, а недалеко от нее – ободранный стол с оловянной и деревянной мисками, а также парой сальных свечей. Здесь был даже стул с очень высокой спинкой и потертым сиденьем. Таким образом, Моргану не приходилось есть, согнувшись в три погибели, из миски, стоявшей на полу.

– И здесь больше нет никого, кроме тебя?

– С помощью денег можно пользоваться привилегиями не только на свободе, но и в тюрьме, – пояснил Морган. – За это я должен благодарить Еноха. – Морган не мог удержаться от широкого жеста, выражавшего его признательность своему другу, хоть тот, естественно, не мог сейчас видеть этого. – Он посылает мне, сколько может.

– Как хорошо, что драгуны не поймали его и он все еще на свободе. – Услышав это сообщение о Енохе, она обрадовалась и почувствовала большое облегчение. Не зря она прониклась уважением к нему. Она ценила в Енохе не только доброе отношение к себе, но и безграничную преданность Моргану. – А как он узнал, что ты здесь?

– Сплетни разносятся по городу с бешеной скоростью. Само собой разумеется, что они докатились и до таверн в переулках Саутуорка, – сказал Морган. – Через неделю после того, как я оказался здесь, Полли Джерроу, сестра моей хозяйки, принесла мне деньги. И я заплатил за «гарнир».

– Сам Бог в ее лице помог тебе.

Дизайр положила руку ему на плечо, словно все еще не веря до конца, что он нашелся. Она боялась отвести глаза, опасаясь, что он может в любой момент исчезнуть, как внезапно появившийся призрак.

– Расскажи мне о себе, дорогая, – попросил Морган. Лицо его стало озабоченным, а глаза излучали жалость. – Каждый день я засыпал с мыслями о тебе. Я часто просыпался в холодном поту, потому что мне снились кошмары. Мне казалось, что я видел тебя в тяжелых оковах. Я думал, что они заперли тебя в одной из тех вонючих камер под землей, и представлял тебя полуголодной… – Глаза у него налились гневом и потемнели. – Мне хотелось разнести эту тюрьму.

Я бы не оставил здесь камня на камне. – Он глубоко дышал, пытаясь не потерять самообладания.

– Но мне, слава Богу, не довелось ни одного дня быть в цепях, – спешила успокоить его Дизайр, ласково поглаживая по руке. – И в камере у нас не так уж плохо. Я воспользовалась теми деньгами, что дал мне Филипп Синклер, и заплатила за «гарнир».